постановил и так далее…» Передаешь по начальству постановление — и пусть ищут. Наша задача сидеть и ждать, потому что мы — не орган дознания либо розыска.
— А если их не найдут?
— Не найдут?
Вялов выкатил на меня глаза. Подумал и ответил, что просто берешь и приостанавливаешь дело в связи с истечением сроков следствия…
Он говорил банальные вещи, так поступают все сто процентов следователей, потому что другого в законе не предусмотрено. Ждать, однако, я был не намерен. Тем более что с некоторых пор изменились наши с Биатлонистом качества.
Скушав в столовой бифштекс и запив его холодным компотом, я с трудом досидел до вечера, копаясь в бумагах, и тут окончательно понял, что сидеть подобным образом можно хоть целую вечность. Можно покрыться бумажной пылью, стать седым, заработать геморрой… И остаться ни с чем. Поэтому, подготовив вторичное постановление о розыске Обухова, я отправился к оперативникам.
Костя Блоцкий сидел в одиночестве, клонясь к столу и читая какую-то бумагу. Увидев меня, он сунул ее в папку.
— Шизофреник живет с какой-то бабой. В коттедже у брата, — произнес он сквозь зубы, косясь на дверь. — О Паше пока никаких сообщений.
— А вдруг он опять нас накалывает? — усомнился я. — Живет вместо брата и в ус не дует. Проверить надо.
— В смысле? Пойти и заглянуть тому в глаза? Чтобы нас потом по судам таскали? За вмешательство в частную жизнь психического больного?
— Ты как хочешь, а я схожу, — решил я, гладя себя по шее: от давно затянувшейся старой раны к затылку тянуло огнем — так сильно, что от боли заныло под ложечкой.
— Один не ходи. Я с тобой, — вскочил с места Блоцкий.
Оглядев кабинет, он убрал папку в сейф, закрыл на замок и вышел из кабинета.
— Успокойся, — осадил я его. — Оправляйся сначала домой, переоденься во что-нибудь темное, покушай, а потом я за тобой заеду. Часикам к десяти.
Оставалось надеяться, что дядя не откажет, и даст мне ключи от собственных «Жигулей».
Дядя не отказал, поэтому в указанное время я заехал за Костей, переодетый во все темное.
— Я по поводу розыска, — сказал Костя, вваливаясь в машину. — У нас уже есть постановление. Для чего ты нам еще одно сегодня подсунул?
— Не помешает, — ответил я. — Следствие расширяет площадь поиска… Надо прочесать все места, включая Пальцинский остров. Говорят, там есть старое судно, и в нем случаются трупы…
— Откуда сведения?
— В народе говорят, — ответил я, делая серьезное лицо. — А народу надо верить. Ведь не будешь же ты утверждать, что рыбаки в той стороне никогда не пропадали, и что девок раздетых там не находили…
— Живыми! — заметил Блоцкий. — Кроме того, там спорная территория…
— Спорная? А как быть с оперативным интересом?
Блоцкий замолчал. Это противоречило его недавней концепции, что рыть землю можно везде — был бы результат.
Добравшись до Майской горы, я съехал с дороги, прошел вдоль железнодорожных путей, и вскоре мы уже были в лесу. Здесь мы остановились и стали ждать, пока не стемнеет. Стемнело, впрочем, довольно быстро: уже через полчаса в сосновом лесу сделалось как в бочке. Мы выбрались из машины, и пошли к знакомой мне группе домов. И вскоре стояли под деревом, с которого я, торопясь, в начале лета едва не свалился.
Условия наблюдения оказались опять отвратительными. Сквозь плотную тюль виднелись какие-то тени. Словно во сне, тени бродили по залу, то сближаясь, то расходясь в разные стороны.
— Танцуют там, что ли? — удивился Блоцкий, настраивая видеокамеру. — Нашли время. И, главное, в полумраке… Узнать бы, что у него за баба… Может, тоже больная — вот и кружатся в вальсе…
— Действительно, — согласился я, глядя в бинокль и стараясь рассмотреть размытые фигуры.
Блоцкий, прижавшись к дереву, неподвижно снимал на видеокамеру. Возможно, он считал, что это ему когда-нибудь пригодится, зато я был теперь уверен, что подобное наблюдение, хоть до самого утра, не приблизит нас к результату. Требовались решительные действия. Вплоть до задержания любого из Коньковых. Вдруг это окажется сам обвиняемый?! Однако оперативники, напуганные подменой, заняли выжидательную позицию. Никто не хотел рисковать собственной репутацией.
— Поехали, — решил я. — Здесь нам делать больше нечего.
— Зато мы отметились, — согласился со мной Блоцкий, выключая камеру.
Подбросив Блоцкого до дома, я возвращался домой и тут вспомнил, что забыл в этот день что-то главное, без чего нам точно не обойтись. Я забыл о ком-то.
Остановившись на улице Врача Михайлова, я понял, что вновь нахожусь рядом с нужным мне перекрестком. За перекрестком, по улице 9 Мая, жила старушка по имени Лидия Алексеевна.
Лидия Алексеевна тогда напоила меня чаем, когда я вдруг надумал снять на видео ее соседа. Она поставила передо мной печенье на крохотный столик и сказала, чтобы я кушал, и что мешать она мне не будет.
— «Но если я его первой увижу, то вам подскажу, — сказала она тогда. — Ползет, мол…»
И он тогда приполз.
Глава 30
Тащиться к старухе в полночный час я, естественно, передумал.
Включив передачу, я вернулся домой и лег спать. А с утра, хлебнув кофе, всё же направился вновь по данному адресу. Постучал в калитку и с облегчением увидел знакомую тощую фигуру: бабка спешила ко мне со всех ног.
— А я вас! — трещала она. — Я вас поглядь — а вас нету… Куда, думаю, задевался мой уполномоченный.
— Следователь, — поправил я.
— Короче говоря, ушел и нету больше на моем горизонте, — радовалась старушка. — Но теперь-то я вас не отпущу, а то ведь я уж хотела идти. Хотела сама идти в милицию…
Лидия Алексеевна ухватила меня под локоть и повела в свою половину, часто посматривая в бок — не идет ли супротивник-сосед. Но того не было видно.
— Слыхала, отпустили его под подписку, — сказала она, когда мы вошли в дом. — Но как это можно отпускать за убийство?
У женщины оказалась ложная информация. Пришлось объяснять ситуацию. Старушка, сморщив губы, опустилась на скамью у просторной печи, слушая и качая головой.
— Поменялись они с братцем, — говорил я.
— Так это же помогли кто-то! — воскликнула она, меча взгляды от двери к окну. — Не могло без этого быть.
— Трудно сказать, как все было на самом деле, — ответил я.
И вдруг подумал, что могли помочь, а могли и не помогать, а все дело в глупом стечении обстоятельств. Но тогда мой дружок Петя Обухов к этому делу не пришей кобыле хвост. Даже тогда, когда он спрашивал, сколько Паша заплатит ему за труды, речь могла идти о чем-то другом. Может, Петя вспахал ему огород и просил за
